Михаил Ринский
ИСТОРИЯ ОДНОГО СТИХОТВОРЕНИЯ
Это стихотворение было написано поздним вечером 25 июля 1980 года. Днём мы узнали о смерти Владимира Высоцкого. Шёл 6-й день Олимпиады-80. В Лужниках, где шли спортивные соревнования, весть передавалась из уст в уста. Если честно, трибуны «Лужников» в тот день не опустели. Я и мои спутники и соседи по трибуне просто не сообразили в первые часы, что местом скорби может и должен был быть театр на Таганке. Мы знали, что жил он тогда где-то на Грузинских улицах, недалеко от места нашей работы, с которой мы в тот день «смотались» на Олимпиаду. Но где конкретно – не знали. Тем более – не знали, там ли он умер. Не знали ещё и причины смерти.
Лишь на обратном пути домой в метро уже вечером я обратил внимание на людей с цветами, выходивших на Курской, и сообразил: да это они же, очевидно, едут на Таганку, к театру Любимова, где Высоцкий был одним из ведущих актёров. Двери вагона уже захлопывались, когда я успел в них проскочить.
У театра была тишина. Народ не теснился, переговаривались тихо, пропускали подходивших к большому портрету в крепе, у которого лежали цветы. Не буду преувеличивать степень почитания мною многогранного таланта Володи Высоцкого в то время, хотя, конечно, знал несколько его основных песен, имел самиздатовскую машинописную подборку, ну не более листов 20-ти. И как артиста знали его хорошо, особенно по фильмам. Наверное, да что там – пожалуй, точно не написал бы я эти строки в тот вечер, точнее – в ночь, а может быть – и совсем не написал, если бы не заехал на Таганку и не проникся скорбью людей, пришедших в тот первый вечер его кончины. Потому что такого рода строки, если они искренни, требуют импульса, экспромта.
О стихах – судите сами, но, читая их, пожалуйста, представляйте себе, как бы их читал или даже пел своим хриплым голосом под гитару, и в темпе и подчёркивая ритм, сам Владимир Высоцкий – именно так представляя себе, в ритме песен Высоцкого, а отнюдь не в траурном ритме, я их мысленно чувствовал, когда писал.
Свои стихи я аккуратно, как мог при моём скверном почерке левши, переписал и утром же, запечатав в конверт, бросил в почтовый ящик, надписав адрес театра на Таганке. 28 июля мне не удалось попасть на Ваганьковское кладбище, да и не решился бы я там читать: не считал бы себя в праве.
Опубликовано стихотворение лишь через несколько лет в периодике и затем – в сборнике.
Михаил Ринский
УДАР
На смерть В. Высоцкого.
Не верится. Не верится. Не верится!
Расплылся предо мной газетный лист.
Но вертится, по-прежнему всё вертится,
Как будто всё как было, вещий диск.
Неужто навсегда, навеки кануло -
Не выпустишь своих разящих стрел?
Не рано ль? Что молчишь? Скажи, не рано ли
Твой искромётный факел догорел?
Не рано ли, скажи, не слишком рано ли
Призывный яркий факел догорел.
Не дышится. Не дышится. Не дышится!
Обида, как тиски, сжимает грудь.
Не пишется. Мне без тебя не пишется.
Ну спой ещё, Володя, что-нибудь!
И с горечью кричу тебе надсадно я:
«Ну как же так?! Ну как ты мог посметь?!»
Досадная, до ярости досадная,
Народу неприемлемая смерть.
Нелепая, обидная, досадная,
Народу неприемлемая смерть.
Не мыслится, теперь уже не мыслится
Души народной песен без твоих.
И, сколько ни считай, не перечислится
Всего того, что нам сказал ты в них.
Измотанный, поднялся над Россиею,
Ступени многотрудные рубя.
Поведай, что под корень подкосило вдруг,
С вершины этой сбросило тебя?
Какою же коварной, злою силою
С вершины этой сбросило тебя.
Когда, нам всем в пророки предназначенный,
Сказать ты сокровенное хотел, -
Каким же вихрем яростным подхваченный,
С амвона проповедного слетел?
Глаза твои ещё блестели молодо:
Теперь бы только жил и только пел.
Исхлёстанный, израненный, исколотый,
Ты главного закончить не успел.
Собою, жизнью и людьми исколотый,
Ты самой главной песни не допел.
25.07.1980.
Комментариев нет:
Отправить комментарий